[ Поиск ] - [ Пользователи ] - [ Календарь ]

Откуда есть пошла земля Полоцкая :Полная Версия

Откуда есть пошла земля Полоцкая - форум города Рязани
Иришка
Глава 1. В начале славных дел

Князь Всеслав сидел, склонившись над лоханью с водой, и пристально разглядывал свое отражение. Судя по изредка раздававшимся «о-хо-хо» и «э-хе-хе» увиденное не доставляло ему никакой радости. Подняв свое оплывшее лицо с гордо разместившимся посередине курносым изделием природы (и все это – на толстенной шее), князь сказал:
- Нет, ну мог ли кто-нибудь подумать, что я, Всеслав Брячиславич, князь Полоцкий, и буду так похож на спившегося монаха-расстригу.
Стоявшие здесь же в хоромине бояре и два старших княжича горестно и сочувственно завздыхали. Около минуты тишину нарушали только дружно-усердные «о-хо-хо» и «э-хе-хе». Наконец старший сын князя Рогволод пробормотал:
- Ну, мы понимаем, отец, походы и длительное нездоровье...

***
Два года (1065 и 1066) князь с дружиной носился (а порой и бражничал) по псковским и новгородским лесам, тщась овладеть торговыми городами. Наконец, ему посчастливилось разбить Мстислава Новгородского, взять и разграбить Новгород, разорить св. Софию. На обратном пути князь сильно занедужил и слег. Многие поговаривали, что это – наказание Божье за разграбление храма. Прошел слух о его смерти, и в Полоцке бояре провозгласили князем Рогволода (16 лет от роду). Последовало разграбление казны, обнищание двора со всеми вытекающими. Но князь оказался жив. И теперь бояре стояли перед князем, ожидая расплаты за «вытекающие».

***
- Чего вздыхаете? – Всеслав повел еле видневшимися под шеей плечами. – Рады были меня схоронить? Р-а-ады… Мальчишку на стол посадили. Мерзззавцы, воры. Молчать! Всех бы перевешал, да других бояр нету (да и опции такой не предусмотрено). Поминки, поди, справили?
Боярин Яким, хитрец и интриган, угодливо изогнулся:
- Уж какие поминки были, княже. Ангелы на небесах возрадовались. Такие поминки и самому Изяславу Киевскому под стать.
Князь так взметнулся:
- С Изяславом сравнил! С этим… У-у-у, все они племя ингигердово, змеюки подколодные, все, и Святослав с Всеволодом туда же. Ненавижу! Киевский, говоришь? А разве их Киев по праву? Племени ярославова? Дулю им, а не право! Наш Киев, потомков Изяслава. Лествицу сочинили, иудино племя. Стол должен идти от отца к сыну, к старшему сыну. А разве Ярослав старше был Изяслава, деда моего? Чего молчите? Вас спрашиваю.
- Старше-то старше, князь, но лествица, - начал было боярин Гавриил.
- Ага, лествица! Ты тут умный, значит? Князя учишь. Хорошо, Гаврила, будешь печатником. Пиши указ. Стол от отца сыну, по старшей линии. Точка!
Новоявленный канцлер пробормотал:
- Но, князь, а как же подручники удельные, забунтуют.
- Кто забунтует, Трифон из Орши? Пущай попробует.
Довольный принятым решением князь явно отходил от гнева. Яким тихонько подмигнул боярам - знай, мол, наших – и сказал, еще дальше уводя разговор от «вытекающих»:
- Мы, князь, после поминок по тебе, Рогволоду невесту сватали. У герцога из Дыведа. Письмо послали, а он отказал, да еще как грубо.
- Ха-ха-ха, из Дыведа, так и написали ему «тебе, мол, графу Дыведа»?
- Ну, да.
- Ой, уморил, без ножа зарезал, - неудержно ржал Всеслав. – Они еще удивляются, что нагрубил. Ха-ха-ха. Правильно отказал вам, чуркам неграмотным. Всем известно (спасибо книжнику Химере), что в валийском нет звука «ы». Внимательно надо следить за новостями науки, поделом вам.
Рогволод в углу обиженно шмыгнул.
- Не грусти, сынку, найдем тебе жинку, да вот хоть у Трифона из Орши, я слыхал, у него невеста созрела, Харитония, справная девка. Печатник, шли грамоту Трифону.
- Будет сделано, князь, - радостно откликнулся Гавриил, чувствуя, что гроза миновала.
Всеслав благостно вздохнул, закинул ногу на ногу и повернулся ко второму сыну, Роману (13 лет), набиравшемуся ума-разума при монастыре:
- А тебя мы женить погодим, молод еще, да и, глядишь, епископом станешь. И чему же тебя учат эти дармоеды (Яким, напомни мне вечером урезать пожертвования на церковь) из монастыря?
- Про святых Бориса и Глеба разговоры ведем, батюшка.
- Надо же, про святых, - хмыкнул князь. – Зарезали сопливых мальчишек (поди Ярослав и зарезал), а теперь в святые возвели. Ох уж мне этот Изяслав. Погоди, ужо доберусь до него. А, кстати, что там у него?
Печатник Гавриил, приступая к своим обязанностям со всем рвением, вытянул руки по швам и отрапортовал:
- Воюет с печенегами да половцами, князь, требовал нашей помощи.
- Требовал, говоришь? Напиши ему… Нет, дай я сам напишу, - князь взял кусок бересты и искусно вывел на нем кукиш. Довольный собой он долго рассматривал дипломатическую депешу. – Хм, полочане пишут письмо киевскому князю. А что, нет ли у нас сейчас какой-нибудь войны?
- Да как не быть, батюшка-князь. Куровляне из Корси совсем одолевают, купцов наших забижают, а тебя называли… Не могу повторить.
- Что-о-о? Уж не земляным ли червяком? Да я им… Седлать коней, собирать ратников! Рогволод, будешь тысяцким, пойдешь с двинским и минским полками на Корсь, сам я поведу полочан.
Гавриил попробовал было напомнить, что денег, мол, в казне нет, но вовремя сообразил, не дай Бог князь надумает изыскать гривны в боярских сундуках. А что подумал Яким, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный.

***
Князь шел с полоцким полком, путь его лежал через псковскую землю, к морю. Позади, хотелось бы сказать «колыхались», «трепетали», но на самом деле лениво свисали и болтались стяги. Пар клубился из ноздрей (все-таки январь). Ехавший рядом с Всеславом сотник, оглянувшись назад, пробормотал:
- Вон и печатник скачет, дома ему не сидится.
Гавриил подскакав к князю, подобострастно заметил:
- Зело, князь, приятно оку взирать на доблестного витязя, гордо восседающего на коне.
- На витязя, говоришь? – спросил князь, высмаркиваясь в два пальца. – Только витязя-то больше волнует натертая задница, который день в седле, так и зудит. С чем пожаловал?
- Князь, Мстислав из Новгорода и Владимир, князь Владимирский прислали к тебе, прося дружбы твоей и союза.
- Хорошие новости, Гаврила. И что же мы им ответим, по-твоему?
- Фиг! Я помню, княже, это же племя ингигердино.
- Знаешь, Гаврила, почему ты никогда не станешь князем, даже удельным?
- Потому что я твой печатник, княже.
- Нет, потому что ты – дурак. Ответь им в самых вежливых выражениях, Всеслав де согласен. И не делай круглых глаз, лупоглазее, чем ты есть все равно не станешь. Змей подколодных надо давить и жалить самим же змеенышам. Так-то. С Мстиславом нам сейчас враждовать не с руки, а Володька Мономах – просто личность занятная, у него в удельных родной отец ходит. Ха-ха, вот такой баг.
- Это не все, княже. Мстислав просит помочь ему в войне с его врагом, Домажиром из Пскова.
- О, как удачно. Мы сейчас всего в 20 верстах от Пскова. Что же ты, гнида казематная, раньше молчал?
- Но за псковского князя вступится его союзник, князь Смоленский.
- Нет, точно не бывать тебе князем. Это же хорошо. А Смоленскому на шею сзади Мономах усядется. Эй, сотник, поворачивай к Пскову.

***

Дальше события развивались почти по сценарию Всеслава. Разбив слабую псковскую дружину, князь занялся осадой Пскова, тут к шапочному разбору подоспели «стратеги» из Новгорода, и осада пошла еще веселее, но по-прежнему под руководством Всеслава. Смоляне попытались осадить городки по Двине, но были наголову разбиты тысяцким Рогволодом и отступили как раз под владимирские мечи. В мае пал Псков, Русь замерла, в ожидании следующего шага полоцкого князя.

***

Князь Всеслав пировал в палатах Домажира, с ним отмечали славную победу сотники и печатник Гавриил. После продолжительных возлияний вконец захмелевший канцлер, икая, спросил:
- А что дальше с Псковом-то делать станем, князь, да с Домажиром?
- С Домажиром? Забаним – и вся недолга.
- Чего-чего сделаем?
- В бан, говорю, отправим.
- До какого числа, княже?
- Пожизненно. Псковом я и сам править смогу неплохо.
В момент протрезвевший Гавриил уставился на князя:
- Но общественное мнение, твоя репутация, князь, пресиж княжества, наконец?
- А подтереться мне общественным мнением, вот возьму Киев – и все вообще пофигу станет, я сам себе модератор.
- А что же дальше-то будет?
- А дальше-то? Дальше – на Смоленск!
- И что, Смоленского князя тоже?..
- Ну это смотря с какой ноги завтра встану. И вообще, не твоего ума дело. Скажи лучше, что из дома пишут?
- Дык все по старому, князь. Сын твой Рогволод внучка Платона растит…
Всеслав хмыкнул:
- Платона… А следующего, видать Аристотелем назовут. Эх, молодежь. Ни фига сами сына назвать не могут, вот мы в свое время…
- Да, князь, еще сноха твоя, Харитония, которую ты за хозяйством присматривать оставил, пишет, что своими походами ты вогнал казну в такие долги, что и помыслить страшно. Сократил бы ты расходы на дружину.
- Не ее бабского ума дело, дружину не забижу, она мне казну добудет. Гей, дружина, пей-веселись, а завтра – на Смоленск!
И под крики «Слава князю!» доблестное войско пропировало до утра.
Иришка
Глава 2. Перед грозой

Однако сразу пойти на Смоленск полочанам помешали подошедшие из Корси чухонцы. Обрадованные беззащитностью двинских поселений чудины кинулись осаждать их и грабить. Заметив, что мог бы простить нехристям разграбление церквей и монастырей (так попам, мол, и надо), но сносить оскорбления не намерен, Всеслав Брячиславич повернул дружину к Двине. Можно было бы сказать, что налетел де князь на нехристей буйным соколом, но, взаправду сказать, с чухонскими отрядами и боя-то путного не вышло. Все свелось к банальной зачистке местности от разрозненных бандформирований, да большего они и не заслуживали.

***

Всеслав стоял, покусывая яблоко, под деревом, на суку которого болтался в петле повешенный мародер чухонец. Князь разглядывал большую муху, ползающую по вывалившемуся языку мародера. Муха, поползав, принялась чистить лапки и крылышки.
- Ну, хоть кому-то этот труп доставляет удовольствие, - произнес князь, обращаясь к стоящему рядом Гавриилу-печатнику. – А неприятно все-таки выглядит смерть, а, Гаврила.
- Да, княже, неприятно, - ответил тот, с трудом подавляя рвотный позыв.
- А что новенького в Полоцке слышно?
- Скучают по тебе, князь. Яким пишет, совсем, мол, заждались бояре батюшку князя, де без него как без солнышка ясного.
- Ой и пройдоха этот твой Яким, опять поди казну грабит, а туда же – «заждались», «солнышко ясное». Всех вас, бояр, насквозь вижу. А может повесить его вон как этого? Чего еще слыхать?
- Пишут еще, сынок твой Святослав, дай Бог ему здоровья, уж такой проказник, такой забавник, кошечек да собачек кажен день велит вешать на березе что за конюшней. Бойкий такой.
- Тьфу ты, Господи, извергом вырастет. Кошечек-то за что? Они, чай, не мародерствуют. Ладно.
- Да, еще, князь, пока ты здесь от нехристей землю родную боронил, - князь поморщился, - твой подручник, Трифон из Орши, в Корсь со своим полком ушел. Хвастал, возьму, говорит, Корсь да еще чего, сильнее князя стану, он у меня в подручниках ходить станет. Вот ведь враль какой.
- А что ведь станет сильней, так его растак, пока я дружину в походах морю, он силенки копит. Корсь-то надо бы перехватить. Повести дружине, идем на Корсь.
- Погоди, княже, а как же Смоленск-то?
- Да нафиг он мне сдался, этот Смоленск? Шли мировую Давиду Смоленскому.
Гавриил заволновался:
- Разумно ли, княже, Смоленск-то почти в руках, приходи и бери голыми руками.
- Цыц, князя не учи. Мировую, я сказал. А мы – на Корсь.

***

Трифон вышел из шатра, потянулся, сладко, со смаком зевнул. Бросил взгляд на укрепление куроян, их последний оплот. Недолго продержится, хорошо, еще чуть-чуть потерпеть осталось и – в полшаге от княжеского титула, пусть для начала Курляндии.
В овраге послышался голос тысяцкого:
- Спит он, не велел будить.
Кто-то ему ответил:
- Буди, я сказал.
Трифон напрягся, не может быть, галлюцинация слуховая, просто перепил вчера – вот и мерещится всякая лажа.
- Ну так я сам его разбужу, - из оврага поднялся какой-то обрюзгший человек в богатом доспехе.
- Сгинь, глюк, - Трифон перекрестился.
- Так-то ты своего князя встречаешь?
«Не может быть, - мелькнуло в протрезвевшей голове Трифона. – Он же в Смоленске». А Всеслав (конечно, это был он) продолжал:
- Так, Трифон, показывай, где становится моим молодцам, ну и, конечно, покорми их за свой счет. Да и князя своего угостить не мешало бы. Сил нам много понадобится для дел ратных. Мы, видишь ли, Корсь брать пришли.
- Постой, князь, но по справедливости Корсь – моя.
- Твое – только в унитазе, - назидательно процитировал Всеслав. – А здесь я хозяин. Ты презлым заплатил за предобрейшее, сам возжелал царствовати и всем владети, холоп!
- От холопа слышу, я буду жаловаться. Нет, я сейчас же увожу свой полк. Тиран, капризный деспот!
- Скатертью дорожка, вали, вали со своим полком, в отхожих местах очереди поменьше будут.
Трифон, фыркнув, скрылся в шатре. Всеслав повернулся к печатнику:
- Напомни мне напомнить ему. Хм, «капризный деспот», а, Гаврила, каково? А Корсь ему не обломилась. Наша будет через день-другой, пусть катится ко всем чертям, аника-воин.

***

Зимой 1068/69 годов Всеслав Брячиславич после трудов тяжких с поредевшей дружиной вернулся в Полоцк. Воины, встреченные ликованием, разошлись по домам. Князь, наконец, получил возможность заняться делами и восстановить изрядно растрепанную долгими походами (и преданными боярами) казну. Прежде всего старший сын князя Рогволод (имевший уже двух сыновей) получил в удел двинские городки. На робкие попытки выпросить владение побогаче князь ответил: «Не хочешь – не бери». Взять, конечно, пришлось. Не доверяя боярам Всеслав управление двором взял исключительно на себя (а по честному, я просто забыла назначить нового управляющего).
Казна восстанавливалась медленно, в Пскове и Ятвягах вспыхнули мятежи, пришлось пойти на уступки. В поредевшую дружину тоже народ не торопился валить валом. Планы захвата Киева пришлось отложить (как объяснил Гавриил-печатник, престижу у нас не хватает заявить притязания).
Князь ходил мрачный. Когда ему пожаловались на второго сына Романа (таки ставшего епископом), мол, предается распущенным удовольствиям, князь вломился на епископский двор, прошел прямо в опочивальню сына, выволок его из постели, дал пинка дворовой девке (которую, наверное, только что исповедовал епископ) и начал расстегивать ремень. На замечание Романа «Папа, я все-таки епископ» Всеслав резонно возразил: «Снимай штаны, епископ, сейчас сравним епископскую задницу с мирянской». Что происходило дальше, никто не знает, но поговаривают, что с тех самых пор епископ Роман заделался рьяным аскетом и прославился истинно христианским смирением.
Наступил 1071 год. Истомившийся бездельем князь решил сделать хоть что-нибудь.

***

На заседании княжьего совета присутствовали (кроме Всеслава, конечно) епископ Роман, третий сын князя Давид, печатник Гавриил и тайный наушник князя Яким, втершийся к Всеславу в доверие.
- Господа совет, я вами недоволен. Вот Яким говорит, что Трифон из Орши поносит меня как только может с самого похода на Корсь. Печатник, почему я ни о чем не знал? Молчать! Ромка, может, ты его от церкви отлучишь?
- Батюшка, я всего лишь епископ. Да и не богохульствовал он. Господь учил прощать врагов своих…
- Ладно, помолчи, святоша. Что ты скажешь, Давид? Удел хочешь?
- Хочу, батюшка.
- Хе-хе, хочет он, заслужи сперва. Яким, что еще у тебя на Трифона есть?
Яким, откашлявшись, произнес:
- Он, княже, до сих пор не хочет примириться с новым законом о наследии княжьего стола.
- И лояльность его, княже, оставляет желать лучшего, - подобострастно отрапортовал Гавриил.
- Помолчи уж, печатник, раньше шустрить надо было, об этом мне уже Яким доложил. Значит, дело ясное – будем лишать титула.
- А может, не надо, - вылез опять печатник. – Общественное мнение…
- Я уже говорил тебе о своем отношении к общественному мнению? Так вот, оно нисколько не изменилось. Короче, шли грамоту этому выскочке. Так и напиши «выскочка», рожа оршинская. На уделах сидеть отныне – только Рюриковичам.

***

Роковая грамота была отправлена. Как и следовало ожидать, Трифон отказался слушать князя и сложил с себя крестное целование. Ситуацию еще можно было если не спасти, то хотя бы не усугублять. Но Всеславу попала шлея под хвост и он послал Трифону разметную грамоту. Это недвусмысленно означало войну. Собрав полки, князь выступил к Орше и в пути получил известия о нападении на его владения ливонского Мендуны с померанским Арасом и колыванско-юрьевских чудинов. Оценив свои силы Всеслав понял, что приближалась катастрофа. Киевский князь Изяслав с нетерпением ждал, как попомнится Всеславу письмо с кукишем. И оно попомнилось – ни Новгородский, ни Владимирский князья даже не почесались. «Союзнички, мать их», - сказал Всеслав и занес их в свой черный список «ингигердина отродья». Русь напряглась еще раз, предвкушая Божью кару на голову агрессора.
Иришка
Глава 3. Трудное время или Как писалась история

Итак, Русь напряглась. А пока она напрягается, заглянем-ка мы в шатер князя Всеслава да послушаем, о чем он там беседует с печатником своим, Гавриилом. Поучимся стратегическому мышлению, наберемся, так сказать, ума-разума – чай не помешает.
- Чуди тысяч до двух-двух с половиной, к ним померанцев приплюсуем тысячи полторы, да у Трифона пять сотен. А у нас? Тысяча двести человек, да и тех кормить нечем скоро станет. Пожалуй, надо капитулировать. Втравили вы меня в историю, советнички, нечего сказать.
- Да ты, князь, сам…
- Поговори у меня. Помнишь чухонца в петле? Во-во, и дальше помни. Ладно, расклад такой: ливонские чухонцы пойдут, скорее всего, через двинские городки. Кстати, Рогволод уже объявил им войну?
- Объявит, князь, обязательно объявит. Так и сказал: «За отца мать родную не пожалею». Рубаху все на груди рвал.
- Пусть рвет, у него их много. Честный чересчур он у меня. Помру я – пропадете вы с ним. Хотя, пожалуй вас с Якимом он повесит.
- Князь, ты уж, пожалуйста, не умирай.
- А это – как вести себя будете. Ладно, все равно опоздает Рогволод. Да и толку-то от него с его сотней дармоедов. А вот то, что ливонцы на Двине застрянут – это хорошо. Юрьевцы на Псков попрут. Фиг с ними, не жалко. А померанцам еще доплыть до нас надо. Как ни крути, а нам Трифона добивать надо.
- Как же Псков-то, княже? Если бы Мстислав Новгородский…
- Не поминай при мне это иудино семя! Гнида казематная, вонь иерихонская! Попомнит он у меня этот кукиш. Вот свинья, собрату по вере на чухонцев не помочь.
- А он, наверно, припомнил, как мы Изяславу, отцу его не помогли.
- Дурак ты, и дураком помрешь. Во-первых, потому что за такие слова и головы лишиться недолго.
- Но по чувству долга …
- Дурак еще раз. С чувством долга живут недолго. Да, и во-вторых, я кому отказал? Племени ингигердову, змее подколодной. А он кому? Потомку Изяслава Владимировича Полоцкого, законного наследника киевского стола. Так-то.
- Княже, прости меня, неразумного, но что будет, коли не сдюжим, куда нам податься?
- Обязательно не сдюжим, либо АИ – полный кретин. Куда податься? Заграница нам поможет, эмигрируем, попросим, так сказать, политического убежища.

***

Дальше события развивались если не совсем по планам Всеслава, то даже еще лучше. Подойдя к Орше, полочане встретили дружину Трифона, готовую к бою. Воины стояли под проливным дождем, по колено в грязи, насквозь мокрые. Драться совсем не хотелось. Сейчас бы по домам да по дамам, как говорится «молока бы с булочкой да на печку с дурочкой». Кое-кто стал уже надеяться на такой исход, но тут печатник Гавриил, видимо, желая загладить неприятное впечатление князя от их последнего разговора, вырвался вперед со своим полком и завязал бой. Проклиная на чем свет стоит ретивого печатника, воины разбрызгивая грязь поплелись в атаку. Гавриил заслужил, конечно, репутацию храбреца и, как сказал князь, «еще большего дурака, чем я ожидал».
Обложив Оршу плотным кольцом осады, Всеслав внимательно следил за остальными врагами. Ливонцы лихим ударом вмазали по двинским городкам. Рогволод сражался до последней капли крови (правда, не своей, а дружинников), был разбит и без чести бежал к папе под теплое крылышко. Юрьевцы надвинулись на Псков, колыванские чухонцы сидели где-то в тумане войны (подольше бы сидели, думал Всеслав). Взяв Оршу (и без малейшего зазрения совести отправив Трифона в пожизненный бан), князь получил сообщение о приближающемся к Корси десанте померанцев. Вместе с ними приближалась катастрофа.
Напряжение зрителей во всех княжествах достигло предела, по улицам Киева, Чернигова, Переяславля бродили толпы людей, митинговали, требовали от своих князей решительных мер, скандировали «Kill him!» и размахивали флагами. Чубатые хлопцы яростно точили сабли о ступени полоцкого посольства. Ставки на Крещатике достигли 10 к 1 против Всеслава (поговаривают, что соблазнившись выгодой, Изяслав Киевский поставил на Всеслава немалую сумму, потому только и не ударил ему в спину).
Но тут в ход событий вмешались финские племена, которые всадили здоровенный топор в спину ливонским чухонцам. Горячие финские парни хлынули в Эстонию и Ливонию целыми толпами, и чухонцам стало уже не до Пскова и двинских городков. Воспользовавшись моментом, Всеслав диким напряжением сил сбросил померанский десант в море (печатник опять отличился), и распустил остатки полков по домам, хотя Псков на тот момент осаждали не много ни мало, аж целых 12 юрьевских чухонцев. «Интересно, что они хотят этим показать?» - думал князь. Доблестные псковичи стояли насмерть и не собирались капитулировать, они яростно швыряли в осаждавших камни, лили смолу, чаще промахиваясь по причине малолюдства противника. «Ну и ладно», - думал князь.
Шок в Киеве, Чернигове и т. д. от такого поворота событий не передать словами. Разочарование, возмущение – не те слова, взрыв негодования – слабовато сказано. Это был просто облом всем жизненным идеалам. Чубатые хлопцы стесали ступени посольства практически до основания и принялись грызть землю. А тут еще вскрылась афера киевского князя со ставкой на Всеслава (надо сказать, нехило подзаработал) – дело едва не кончилось революцией. Но выкаченные на улицу бочки с пивом (как это часто бывает) примирили народ с «кровососами», «тиранами» и «выкормышами москалей». Один из придворных Святослава Черниговского впал в депрессию, сноха умерла при родах – и во всем, конечно, был виноват тот же Всеслав.
«Странная» война в Эстонии все еще тянулась. В 1076 г. Всеслав взял Колывань (в бан его, в бан) и опять вернулся в Полоцк. Юрьев и Ливония, окуппированные финнами заспамили канцелярию Полоцка сообщениями с просьбами о мире. Раза с двадцатого нервы у князя не выдержали, и с криком «Пусть катятся ко всем чертям!» Всеслав подписал мир.

***

По такому поводу князь собрал в своих хоромах совещание местной тусовки. Повод был признан действительно важным, и его решили отметить. Отмечали усердно, не жалея живота своего так, что к вечеру подзабыли, по какому поводу все собрались. Долго вспоминали и, конечно, вспомнили. Повод был признан действительно важным, и его решили отметить. Вторая серия отличалась не меньшей стойкостью и пренебрежением животом своим. Когда собрались расходиться, Всеслав обвел всех осоловелым взглядом и спросил, чего, дескать, вы все здесь собрались? Ему напомнили. Повод был признан… Короче, разошлись через неделю, когда «увы совсем ничего не осталось».
Уходящий год был отмечен важной реформой образования. Запершись со своим советником Якимом, Всеслав что-то долго обсуждал с этим достойным государственным мужом. Через месяц в учебниках по истории появилась новая глава «Десять полоцких ударов Всеслава». И школяры усердно зубрили великие фразы своих великих современников. Как то: «Полочане не спрашивают, сколько их, полочане спрашивают, где они» и «Велика земля полоцкая, но отступать некуда», - якобы гордо сказал князь Всеслав своему печатнику Гавриилу, когда тот дрожащим голосом перечислял полчища врагов на тайном совещании. А его великая фраза «Заграница нам поможет» - ни что иное, как прозорливое предвидиние финского десанта в Эстонии. Эпическая осада Пскова несметными полчищами Юрьевских чухонцев стала вообще хрестоматийной. Не одно поколение прапорщиков было воспитано на примерах героизма защитников Пскова. Многие гордились тем фактом, что являются современниками самого печатника Гавриила, про которого после сражения сам князь якобы сказал: «Ведь может собственных героев российская земля рождать!»
Но мы-то с вами знаем, как пишется история.

***

Под конец остается лишь вспомнить про волну мятежей, пронесшуюся в 1078 году по земле Полоцкой. Разбивший бунтовщиков князь повелел развешать их, причем обязательно на березах – так, дескать, красивее. За несчастных вступился епископ Роман, за что был с треском сплавлен в епископство. Колыванское крестить чухонцев. Сыну Давиду князь пожаловал в удел Минск.
Киев опять откладывался.
Иришка
Глава 4. Литовская война

Очередной порыв ветра поднял новую порцию пепла и бросил ее в толпу монахов. Святые отцы, явно с неслабого бодуна, не посмели даже прикрыться от ветра и пепла. Перед ними прохаживался, заложив руки за спину князь Всеслав.
- Я вас спрашиваю еще раз, какая скотина подпалила монастырь, а вместе с ним и весь Детинец? Вы хоть знаете, во что мне встанет его отстроить? Дармоеды, мракобесы! Опять самогонки нажрались!
Игумен решился вставить:
- Это, княже, была «кровь христова» для святого причастия.
- Две бочки «крови»? Не лишку ли для одного Христа? У-у-у, пьяницы. Яким!
Тайный советник тут же выскочил из-за груды обгоревших бревен:
- Чего изволишь, княже?
- Урезать пожертвования на церковь. Этих толстопузых – на разбор пожарища. Пусть, собаки, радуются, что мне Беломорканал пока не нужен. А сам не построю канал – потомкам завещаю, хорошая воспитательная мера. Да, и еще. Убери, ради Бога, черепки от бутылей, остатки бочек из монастырского погреба. Да возьми там, у меня в сундуке, книг что ли каких, кинь их в погреб.
- А на что, княже?
- Когда потомки откопают монастырь из-под культурных слоев, пущай думают, что монахи книгописанием занимались, а не бражничали с утра до вечера, а то неловко перед потомством как-то. Да книжки-то греческие отбери, все одно не бельмеса не понимаем, а все же пофартовее смотреться будет.
Со стороны княжьих палат донеслось:
- Кня-я-язь! Бе-е-еда!
- Что там еще? – прихрамывая пятидесятилетний Всеслав потрусил к палатам.
В палатах придворные держали за руки в дребадан никакого Святослава, четвертого сына Всеславова, на полу лежал зарубленный, видимо, княжичем прислужник. Князь, запыхавшись, недовольно пробурчал:
- Было бы из-за чего гвалт поднимать. Одним дармоедом меньше. Как хоть дело-то было?
- Да видишь ли, князь, - начал Гаврила-печатник. – Они сначала с игуменом причастие святое принимали, потом игумен ушел, а они не поделили чего-то, княжич-то его с четвертого удара и зарубил.
- С четвертого! Позор! Батька-то твой, бывало, с первого пополам рубил, а ты отца позоришь. Слушайте, надо бы его наказать. Тамара.
- Я, княже, - отозвалась соракалетняя толстуха.
- Замуж за княжича хочешь? Вот и славно. Тащите сюда игумена, пусть, пока княжич не протрезвел, повенчает их.

***

Как удивился Святослав, проснувшись утром, рассказывать не буду, сами догадаетесь. Из примечательных событий следующего года отметим отставку печатника Гавриила, поводом к которой послужили неудачные переговоры с Любечем, хотя все знают бессмертную фразу Всеслава «Просто дурак он, и уши у него холодные».
Перейдем сразу к летописанию великой Литовской войны.
Началось все в январский вечер 1080 года.
- Ну и что там у них вышло? – спросил Всеслав только что приехавшую с Двины жену Рогволода Харитонию.
- Ну литвин этот, князь Антанас, возьми да и спроси Рогволода, ты, мол, меня уважаешь.
- Это после которого по счету стопарика?
- Ой, княже, я уж со счету сбилась. После второго, кажется.
- После второго? Рановато они как-то про уважение вспомнили.
- После второго кувшина.
- А, это, конечно, другое дело.
- Ну вот, а Рогволод ему и говорит, чего это я тебя уважать-то стану, рожа чухонская?
- Хм, недипломатично как-то, все-таки соседний государь.
- Ну, слово за слово – и подрались. Литвин наутро уехал, а через два дня войну объявил и жмудины с ним. Всеслав Брячиславич, не бросай в беде нас, удельников твоих верных.
Князь резко встал, прошелся по горнице, почесал затылок. Подумав, произнес:
- «Не бросай», хм. Подручнички хреновы, вечно в какую-нибудь историю втянут. Напились, подрались, войну затеяли. А летописцам что записать прикажете? Не про драку же пьяную писать. Опять какие-то «права исторические» выдумывать прикажете? Так вы нас, Рюриковичей, скоро уже к римским императорам приплетете с этими «правами». Молодежь, все думают: «Старичье, пустите порулить, мы вам покажем», ну пустил, а что вышло? У, сопли руководящие, помогу, конечно.

***

Так началась эта война на истощение. Литовцы и Жмудь прошлись по Двине, застревая у каждого городка. Всеслав же собрав все полки двинул прямо на Аукшайтию. Началась взаимная война на чужой территории. Посланника от разбитого в пух и прах Рогволода князь успокоил словами «мы за вас отомстим, умирайте спокойно». В сентябре сдались последние защитники двинской области, а в ноябре – пала крепость а Аукшайтии («наш ответ Чемберлену» - прокомментировал Всеслав). После такого размена территориями враждебные действия на время затихли. Со стороны литовцев это было вызвано нападением Новгорода, а со стороны полочан – почти полным отсутствием пушечного мяса.
Князь новгородский Мстислав прислал просить помощи в войне с Литвой и Мерей. После долгих поисков в архиве новый печатник Евгений отрыл копию старой депеши киевлянам (с кукишем) и отослал ее в Новгород. Оставшийся без удела Рогволод после долгого стучания кулаком в грудь («не сомневайся во мне, батя») после трех порванных на груди рубашек («ну, пожалуйста, пусти порулить еще разок») получил в удел Корсь.
В декабре возобновились боевые действии с жмудинами (возобновились – это так для потомков, а по совести – князь напал без совести).
В апреле 1081 года Всеслав опять выслушивал историю об «уважении после второго кувшина» между Рогволодом и князем Самогитии. Поматюгавшись всласть, обещал помочь.
Прмечательным оказался приезд послов из Самогитии с предложением мира.

***

- Князь, случилось чудо, - печатник Евгений ворвался в опочивальню Всеслава.
- Чего орешь, оглашенный?
- Послы от Довята самогитского, враг согласен на перемирие. Княже, в каких выражениях мне передать им твое согласие?
- Согласие? Нет, зря я Гаврилу на тебя замения, дурак ты тоже еще тот. Передай им, пусть в Бога душу мать их … валят ко всем чертям!
Ошарашенный печатник вихрем вылетел из опочивальни и, не зная на что решиться, пошел к боярину Якиму. Тот выслушал и обещал помочь. Вместе вышли к самогитским послам. Яким, приняв торжественную позу, произнес:
- Князь уполномочил меня сообщить уважаемым послам, что, руководствуясь советами Бога и его матери, он не может принять вашего великодушного предложения.
Что оставалось общественному мнению? Только одно – признать-таки набожность князя и навечно припечатать это определение к его репутации. Надо сказать, что именно тогда умер и старый печатник Гавриил, монахи, желая загладить свою вину по поводу сожженного Детинца, провозгласили его святым, что очень позабавило Всеслава:
- Святой, ха-ха-ха, набожный, о-хо-хо. Помню, как мы с этим «святым» девок псковских портили. Вот вам и парочка – набожный да святой.
Следствием отказа стало падение Корси. Всеслав встретил Рогволода словами: «Ну что, сынку, нарулился. Пшел с глаз моих, безудельный бездельник.»
Дальнейшие события свелись к взаимоосаде самогитами о полочанами сопредельных территорий жалкими ошметками былой силы (300-400 чел. у каждого).
Наконец, война к 1085 году затихла сама собой по причине полного отсутствия сражающихся. Результатом стал «нулевой» обмен территориями
Иришка
Глава 5. Реванш

Стул, пролетев через всю горницу, ударился о стену и разлетелся в щепки. Обломок ножки едва не зашиб чуть живого от ужаса самогитского посланника. Всеслав схватил второй из находившихся в комнате стульев и с размаху залимонил им в окно.
- В мать-перемать, чухня самогитская! Радуйтесь, заразы, что дружина попередохла вся, а то бы я вам накатал по сусалам. Уважения вам? Вот вам уважение, - князь протянул посланнику свой августейший кукиш.
Яким, поколебавшись, перевел:
- Князь ужасно извиняется за своих мебельщиков. Стулья, подлецы, делают ненадежные, стыдно их даже предложить уважаемым послам.
- Так что же передать моему князю?
Яким перевел:
- Княже, он спрашивает, что передать князю Довяту?
- А вот что видит, то пущай и передаст, - князь для пущей убедительности своей аргументации вытянул вперед второй кукиш.
- Э-э-э, передайте князю наш пламенный привет и наилучшие пожелания, - самогитский посол вышел. – Княже, ну чухня они, конечно, но зачем же стулья ломать?
- Да пошли они… С утра раззадорился, прикинь, в натуре, этот козел-то киевский, Изяслав, помер однако.
- Ну так и хорошо, княже.
- Хорошо-то хорошо, да как жить-то теперь. Для жизни нужен объект ненависти, а без него – это уже не жизнь. Как мне хотелось его забанить, кто бы только знал. Ну ничего, я еще попляшу на его могилке. Киев все равно мой! Мой, а не этого щенка, Мстислава Новгородского. Не жирновато ему будет и Киев и Новгород? У-у-у, все они племя ингигердово, ненавижу. Это он нарочно сдох, чтобы меня позлить. Гнида!
- А с другой-то стороны, княже, если взглянуть, киевляне теперь союзники наши. Это же замечательно.
- Чего в этом замечательного? А как же я теперь на белом коне по Киеву, а? Я же только этим и жил, холил и лелеял мысль эту. Нет, это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже.

***

Три года прошли без особых происшествий. Князь повелел понастроить учебных лагерей, где юные скауты усердно маршировали, распевая нацистские песни, а затем в ускоренных темпах (+10%) пополняли ряды славной армии. Вечное безденежье смущало всех, кроме князя. Он энергично готовился к войне с Мстиславом, отмахиваясь на замечания окружающих о соотношении сил 1 к 4. «ИИ – идиот и есть, лоханется все равно», - бодро верил Всеслав.
Князь самогитский Довят благополучно почил в Бозе, его преемник князь Эрдзивил ввязался в затяжную войну в Финляндии. В один момент реваншистские настроения захлестнули полоцкий двор. Тысяцкий Святослав потребовал увеличения денег на оборону в виде выделения ему карманных расходов («Батя, я же верно тебе служил много лет»), усланный на княжение в Псков Рогволод горел желанием замазать прошлые оплошки и разжиться дополнительным уделом. Епископы Роман (колыванский) и Борис (придворный) развернули агитационную кампанию «Православие в каждый дом к 1100 году». Их психопатированные фанатки ходили толпами по улицам и нападали на язычников. Боярин Яким пытался подтолкнуть князя к решительным действиям, на что князь обычно отвечал:
- Да на кой ляд мне сдались эти литвины? Вот Киев бы – это да, - Всеслав положительно начинал просто бредить Киевом.
- Всеслав Брячиславич, но ты ведь сможешь стать королем…
- Что-о-о?!
- Ой, прости, княже, я хотел сказать великим князем Литовским.
- То-то же, не поминать при мне этих новомодных западных фишек. Не дело это русскому князю быть каким-то там королем, каких пруд пруди в этой задрипанной Европе. Где в конце концов наша самобытность? Да нафига мне быть великим князем каких-то литвинов немытых? Киев – мать городов русских – и все тут!
Однако общественное мнение (и ушедшие в Финлядию самогитские полки) заставило Всеслава вновь сесть на коня и 1 апреля 1089 года объявить войну Эрдзивилу. Дата была выбрана в расчете на то, что Эрдзивил не воспримет объявление войны всерьез и пропустит первый удар. Тысяцкий Святослав и Роман Колыванский отправились воевать Мемель, сам князь повел дружину в Аукшайтию. К декабрю Аукшайтия была полностью во власти полоцкого князя. Дела под Мемелем шли неважнецки, Всеслав решил отправиться туда сам.

***

Спор в шатре епископа Романа длился не первую неделю.
- Ромка, уступи мне Мемель, добром прошу, - ярился тысяцкий Святослав.
- Ты как с епископом говоришь, грешник?
- Сам ты грешник, помню я, как батька тебя с девки дворовой стаскивал.
- Я исповедовал ее, дубина ты эдакая.
- Ха, без штанов?
- А это уж не ваше дело. А Мемель мне нужен для крещения во славу Божью. А тебе на что, девок посадских гонять?
- Форпост для экспансии на Запад.
- Ой, не ругался бы ты так непотребно при епископе, охальник. Налей-ка мне лучше еще, нет, вон из той фляги. Пойми, Святослав, ты – четвертый сын, значит – лишний. Обойдешься и без удела. Езжай к своей толстухе да наслаждайся.
- Сам ты лишний, монах толстопузый. А тоже еще, воевать приехал. Ха-ха-ха, смехота – монахи на войне.
- Да мы, воинство Христово, ежели понадобиться, образумим и вас, бесов.
- А выводи своих, посмотрим. Мы вам под сопатки наваляем, крысы церковные.

***

Недоумевающие мемельцы с высоты стен наблюдали на два выстраивающиеся друг против друга русских войска. Тут же объявились местные евреи, пошли ставки, пари. На Романа, кстати, ставили больше.
- Рясы толстопузые, - неслось с одного края поля. – Вам бы с бочками пивными воевать, а не с нами.
- Сами дураки, - доносилось в ответ. – Покайтеся перед смертию, грешники сиволапые.
Святослав нервно перебирал поводья, ерзал в седле. Вокруг собрались десятники, пытаясь отговорить его от идиотского поступка., намекали на гнев Всеслава.
- Да нет, батька поймет. Он терпеть не может этих святош.
Вдруг десятники расступились. Расталкивая их к Святославу пробирался князь Всеслав. А Святослав расходился все пуще:
- Да мы их в два счета, в мумлики скрутим, в патаку разделаем!
- Давай что ли начнем, - заметил Всеслав.
- Да пора… Ой, отец, ты чего тут делаешь?
- Это ты что здесь делаешь? Балбесы! Хоть смерти моей дождитесь, а потом глотки друг другу резать начнете.
- Батя…
- Заткнись, щенок! Быстро домой к своей дуре. Ромка, эй, Ромка! Вали давай отсюда, таракан монастырский. Щенки, драться надумали. Сам Мемель возьму и не крякну.

***

Через месяц Мемель пал. Князь повел дружину на последний оплот Эрдзивила, на Корсь. К ноябрю 1091 Корсь, истощенная осадой сдалась на безусловную капитуляцию. Всеслав принимал побежденных самогитских бояр во главе с самим Эрдзивилом.
- Что, вонючки чухонские, сдулись? Гейм овер, как говорится, что в переводе означает слезай – приехали. Как же вы так лоханулись? Нехорошо, братцы.
- Мы в твоей воле, князь. Делай, что сочтешь нужным, - за всех ответил Эрдзивил.
- А вот возьму и перевешаю вас всех, богохульники. А мне это на том свете зачтется.
Литвины побледнели, самые слабые осели на пол без чувств.
- Да ладно, шучу, шучу, нет у меня такой опции, а жаль – так бы кровушку и пустил. Фиг с вами, живите при дворе, плодитесь, так сказать, и размножайтесь. Займемся разведением литовской породы придворных, ха-ха-ха, - весело заржал князь. Все облегченно вздохнули. И верно, лучше чувствовать себя разводимым кроликом и племенным быком, чем повешенным литовским боярином.
Иришка
Глава 6. Финальный забег Полоцк-Киев-Новгород

Последнее десятилетие жизни князя полоцкого Всеслава Брячиславича было самым ярким в его жизни. Хотя началось оно не самым благоприятным образом.

- Входи, входи, Яким, - произнес князь, заметив, что его тайный советник нерешительно мнется у двери. – Зачем пожаловал?
- Видишь ли, князь, я служу тебе уже давно и думаю, что заслужил награду.
- Чего-чего, награду? – поднялись брови у Всеслава. – Да знаешь ли ты, что мы живет с дефицитом бюджета вот уже 25 лет, казна пуста. Ишь ты, награду ему, - с возмущением фыркнул князь, - а веревку на шею не хочешь? Воры вы все, вот велю тебя повесить, попомнишь свою наглость.
- Повесить? Да за что же, князь?
- Нешто не за что? Да вас, кто хоть год пробыл министром, можно смело вешать без суда и без зазрения перед Господом. Воры вы все. Это же диагноз, болезнь профессиональная. У министров руки особенные, к ним само все липнет.
Дрожащим не то от обиды, не то от страха голосом Яким произнес:
- Так то ты, князь меня жалуешь. Да и не очень-то и хотелось, ну и пожалуйста. Меня князь прусский давно к себе звал, да я отказывался. Теперь уеду.
- Ну и ладно, ну и сколько угодно! Чай не обеднеем, вали, вали, скатертью дорожка! У, пр-р-редатель, иуда.
- От иуды слышу! – выкрикнул Яким, хлопая дверью.
- Давай, давай! Двигай быстрее! – неслось ему вслед. – Поймаю – повешу!
- Только и можешь, что вешать! Пень старый! – неслось со двора. – Тиран! Навуходоносор!
- Сам дурак! – гордо побил Якима своими аргументами князь.

Говорят, князь потом долго бушевал, носился по терему, размахивая мечом, с криками «Всех порублю! Воры! Иуды!» Наконец, набегавшись, вызвал нового тысяцкого боярина Никиту (Святослав к тому времени получил в удел Оршу) и приказал готовиться к войне с пруссами. Был вызван прусский посол, князь наговорил ему гадостей и вытолкал собственноручно взашей. Войны, казалось, не избежать, но тут князя хватил удар, и он надолго слег (хотя, если честно, просто было уже поздно, и я хотела спать, нафига была мне война с какими-то пруссами).

В январе 1093 приехал к князю его старший сын, удельный князь Рогволод. Ворвался в палаты к отцу и после скорых приветствий поторопился обрадовать князя:
- Отец, ты представляешь, папа римский объявил крестовый поход на неверных. Вперед за веру! Брат Роман уже готовит полки, мои тоже готовы. Ждем только тебя, отец.
- Вот смотрю я на тебя и думаю: «На какого оболтуса княжество оставляю». Тебе уже 42 года, пора бы соображать начинать. Запомни, сын, в крестовый поход надо ходить не тогда, когда это нужно Папе, а лишь тогда, когда это нужно нам, так-то. Даже ИИ, хоть он и идиот, не бегает сломя голову в Палестину, держи карман шире, он, подлец, на нас посматривает да облизывается.
- Но кто такой этот ИИ?
- Запомни, это наш вероятный противник, так сказать глобальный враг. Да, сыны, вижу, нарулите вы после меня.

Наконец наступил судьбоносный 1094 год. Русь еще не подозревала о степени потрясений, которые ее ожидают. По сравнению с ними дефолт показался бы ей желанным событием, ибо ничто так не потрясает казну как потрясающая война.
В начале этого года придворным удалось таки убедить князя принять на себя титул князя Самогитии. «Княже, просто полоцкий князь не сможет претендовать на Киев, но князь полоцкий и самогитский – это уже вес». «Фигня какая-то, ладно тащите грамоту – подпишу». За этим последовало формальное притязание на киевский удел. Трудно себе представить ярость князя Мстислава: «Этот старикашка много на себя берет. Чухонский князь Киева возжаждал, ну ничего, мы ему свинью-то подкинем». Свинья была задумана в виде вовлечения князя Всеслава в войну с его собственным сыном, Рогволодом Псковским.

Дождливым апрельским днем, когда все небо заволокло тучами и воздух был пропитан мелкой навязчиво-муторной изморосью, Всеслав Брячиславич, закутавшись в потертое корзно, шел к конюшне. Грязь смачно чавкала под княжьими сапогами и с жадностью влеплялась в еще утром красное, а теперь непонятно какое корзно. Рядом с князем семенил киевский посланник. Капли воды противными сливами свешивались с его крючковатого носа и изредка шлепались в грязь.
- Князь, так что же передать господину моему, князю Мстиславу Изяславичу? Пойдешь ты с ним на Псков?
- А что так взъелся Мстислав на сына моего?
- Всеслав Брячиславич, понимаешь ли, исторические права рода Ярослава Мудрого…
- Ой, только не надо этих вот ля-ля с «историческими правами». Если мы сейчас начнем про исторические права препираться, то до вечера под дождем простоим. Оно нам надо?
- Князь, но Пском издревле тянул к Новгороду, а Мстислав Изяславич еще и князь Новгорода.
- Так в чем дело? Пущай отдаст Новгород мне – и Псков будет и дальше «тянуть к Новгороду».
- Но, княже, это же абсурд.
- Цыц, в моем доме попрошу не выражаться. Не хотите – как хотите, а только Пскова вам я не отдам.
- Князь, но с нами и Мономах из Владимира, а ты один останешься. Князь одумайся перед поражением.
- Ой, не смешите мои тапочки. Чем хвастаться, сначала научились бы действовать сообща, лохи ИИшные.
- Итак, война? – посланник постарался принять гордую осанку.
- Давай без высокопарности, терпеть не могу показушничества. Война, так война. Передай князю, что б терем княжой в Киеве блюл в чистоте: мне там еще жить.

***

Так началась великая усобица на Руси. Несмотря на объявление войны Пскову князья Мстислав и Владимир оказались не готовы, тяжелы на подъем, так сказать. Всеслава же в этот звездный час его жизни удержать было невозможно. Собрав полторы тысячи ратников, князь выступил в поход на Киев. Обложение Киева прошло быстро и удачно. Осада обещала быть скорой и непыльной. Все бы было хорошо, если бы не было так плохо. Лазутчики доложили о крупных силах владимирского князя, идущих прямо на Полоцк. Князь, посовещавшись с воеводами, решил продолжать осаду Киева, который пал в ноябре. Торжественная пьянка по поводу избавления Киева от «племени ингигердова» была прервана известием об осаде Пскова полками Мстислава. Всеслав стремительным марш-броском подступил под стены Новгорода, рассчитывая этим ходом выбить из войны Мстислава. В июле 1095 пали стены Новгорода, и князь Мстислав Изяславич был вынужден преподнести на блюдечке с голубой каемочкой титул удельного князя Киевского Всеславу Брячиславичу. Торжеству Полоцкого князя не было предела. Видимо, удрученный таким поворотом дела князь Мстислав тихо-мирно склеил ласты. Наследник его, Ростислав, не имея способностей к правлению, с треском спустил остатки державы в отхожее место, начав войну практически со всеми своими подручниками.
Один противник был выбит. Но еще оставался другой, более грозный – князь Владимирский Мономах, который в августе овладел Полоцком и двинул свои полки вглубь литовских владений князя Всеслава.
Осенью 1095 года враждующие армии сошлись в Аукшайтии.

***

В шатре князя Всеслава собрались его воеводы и сыновья. Военный совет шел уже третий час, что было видно по раскрасневшимся лицам и что было слышно по взаимным дурак-сам дурак. Шестидесятипятилетний князь сидел в углу и казалось не слушал своих соратников.
- А я говорю, надобно брать их измором, - ярился Давид Всеславич, - отступать, отступать надо.
- Куда отступать-то? – ревел в ответ Святослав, князь Орши. – Помнишь, «велика земля Полоцкая…»
- Умолкни, дитятко.
- Сам балбес сопливый.
- Уймитесь, князья, - взывал к их отсутствующему разуму тысяцкий боярин Никита.
- А чего он первый начал?
И так продолжалось уже три часа.
- Княже, ну скажи же свое слово.
Всеслав нехотя встал, прошелся по шатру. Все с надеждой ждали княжеского слова.
- У владимирцев полторы тысячи, у нас – чуть менее. Если и побьем их, то обескровеем сами, а у Мономаха еще ого-го какой мобилизационный потенциал. Думается мне, бить его надо с трех сторон, по сходящимся направлениям. Ты, Никита, пойдешь из Жмуди, Давид от Судовии, а сам я ударю с востока. С трех-то сторон мы их сомнем.
- Князь, да ты прирожденный стратег.
- Подхалимы. Учитесь, пока я жив и помните, что продукт жизнедеятельности мозга – это не козявки, которые из носа лезут. Итак, господа, надейтесь на Бога и держите порох сухим.
- Но, князь, у нас… нет пороха.
- Да? Досадно, какая фраза красивая пропадет. Ладно, оставим ее потомкам. Тогда просто насуем им по сусалам, парни!
И с криками «Слава князю!», «Насуем по сусалам!» воеводы потянулись к выходу.
Что происходило дальше? А ничего особенного. Насовали, как водится, по сусалам, освободили Полоцк и двинули прямиком на Владимир.
В апреле 1098 князь Владимир Мономах, лишенный всех своих земель и не поддержанный своими удельниками, вынужден был заключить мир на всей воле Всеслава. А воля его была такова: Переяславль со всеми пригородами, посадами и деревнями навечно переходит в род князей Полоцких.

***

Престарелый князь Всеслав уже собирался спокойно почить, но был введен во грех слабостью Ростислава Мстиславича Новгородского, который продолжал именовать себя князем Киевским. Да и посудите сами, разве можно отказаться от такого лакомого куска как Новгород, когда в соседнем княжестве смута? Вот и Всеслав не смог отказаться.
В 1100 году после блицкрига пал Новгород, и Ростислав признал эту колыбель русской государственности за князем Полоцким.

***

В почете и славе доживал остаток своей жизни князь Всеслав. Под конец жалел лишь об одном – не успел князь сходить к пруссам и наказать изменника Якима, который, втершись в доверие к тамошнему князю, стал наследником его стола.
Чувствуя приближение смерти, князь вызвал из Пскова старшего сына Рогволода.
- Послушай меня хоть перед смертью, обормот. Знаю я, ждешь не дождешься смерти моей, порулить хочется. Уже скоро. Боюсь я только, что со своей честностью не доведешь ты княжество до добра. Да мне и наплевать, после нас – хоть потоп. Об одном лишь прошу, не соблазняйся титулами западными, королевскими. Помни, ты – русский князь и можешь стать лишь русским великим князем.

***

Князь Всеслав Брячиславич, третий князь Полоцкий из рода святого Владимира, скончался в 1102 году от Р. Х. семидесяти двух лет от роду. На могильной плите его неизвестным поэтом было начертано:

Он был жестокий человек,
Хоть набожный немного,
Но разрешений на набег
Не спрашивал у Бога.
Терпеть не мог монашьих лиц
И вешал мародеров,
Воров, насильников, убийц –
В петлю без разговоров.
Сын века только, а не зверь
Он был таким с пеленок
И ты, прочтя сей труд, теперь
Прости его, потомок.
Быстрый ответ:

 Включить смайлы |  Enable Signature
Здесь расположена полная версия этой страницы.
Invision Power Board © 2001-2024 Invision Power Services, Inc.

Яндекс цитирования