Откуда есть пошла земля Полоцкая - 2 :Полная Версия

Часть 2. Преемники

Глава 1. Благородная война

На похороны князя Всеслава съехались удельные князья со всех уделов Полоцкого стола, сыновья Всеслава. Прибыл Давид Минский с сыном Олегом, приехал одинокий князь Святослав из Орши, бывший тысяцкий отца, с обоими сыновьями (Воиславом и Никитой) самым последним подтянулся Глеб Ятвяжский. Удельников встречал новый князь Полоцкий Рогволод с епископом Борисом. Таким образом, все сыновья Всеслава (за исключением умершего 2 года назад Романа) собрались за одним столом, поминая, как водится, усопшего.
Князья были угрюмы и напряжены. Удручала их не столько смерть отца (ее ждали уже давно), сколько необходимость подчинения собственному брату, хоть и старшему. Первым опасную тему затронул Глеб Ятвяжский:
- Ну и как отцово наследство будем делить, братья?
- По справедливости, конечно, - отозвался Давид.
- Постойте, постойте, не пойму я, чего делить-то, - князь Рогволод приподнялся с места. – По закону Полоцкий стол и все, что за ним – мое.
Святослав ввязался:
- Батюшка говаривал, что твое только в унитазе. А здесь все общее. Полоцк забирай, а уделов и деньжат не мешало бы и братьям подкинуть.
- Точно, у меня вон двое сыновей, а удел самый нищий, - пожалился Глеб. – А тебе, брат, и Полоцк, и Киев, и Новгород, и Псков…
- Псков я сыну отдаю, - заметил Рогволод. – У меня их тоже трое.
- Хрен с ним с Псковом-то, а, окромя него, у тебя еще 8 городов. Не лопнешь?
- А он резиновый, чего ему станется, - ввернул Давид.
Епископ Борис вспомнил о своих обязанностях:
- Успокойтеся и всепокайтеся, братья. Вы же суть сыны одного отца, а в Священном писании сказано…
- Чего ты все лопочешь, святоша? – грубо перебил его Глеб
- Замажь хлебало, говорю! – парировал епископ. – Дайте князю сказать. Говори, Рогволод, о чем мы беседовали.
Князь, откашлявшись, встал в позу аля-Коля Басков и начал:
- Дражайшие мои братья, одержимый любовью к Богу и почтением к Святой нашей церкви…
- Короче, Склифасофский.
- Ну, я и говорю, - сбился с ритма князь. – С Борисом порешили мы пойти в Крестовый поход на язычников. Там и найдете вы себе уделов, и грехи ваши простятся.
- А ха-ха не хо-хо? – поинтересовался Святослав Оршинский. – Батя в походы эти не хаживал и нам завещал то же. Да и с чем мы пойдем? Дружин-то кот наплакал.
- Точно, - поддержал его Давид. – Ты сначала налог военный сбавь, а мы потом поглядим. А без того – фиг тебе, не мобилизация.
- Да, да! – заволновались князья. – И от казны батиной каждому гривен по 20-25 отстегнуть не мешало бы.
- Братья, братья, - безнадежно взывал Рогволод. Его уже никто не слушал. Посоветовавшись с Борисом, князь пошел на уступки: снизил военный налог и налог на титул, выдал каждому из братьев по 25 гривен из отцова наследства. Братья, пообещав, подумать о Крестовом походе, разъехались по своим уделам и засели там как сычи.

По отъезде братьев князь заперся у себя в горнице и никого не желал видеть. Придворные уговорили княгиню Харитонию смягчить князя. Войдя в горницу, Харитония застала Рогволода рассматривающим отцовы и дедовы доспехи на стене. Пятидесятидвухлетний князь что-то бормотал себе под нос. Княгиня тихо подошла и прислушалась.
- …Я кольчугу стальную одену,
Дедов щит я сниму со стены,
Щит повесил отец мой на стену,
Когда дед не вернулся с войны.
Острый меч я достану из ножен.
Он мне дорог как честь дорога…А, кто здесь? Ты, Харитония? Чего пришла?
- Чему ты, князь, кручинишься?
- Ну, почему, почему они не понимают моего благородного порыва?
- Может, потому и не понимают, что он – благородный. Привыкли к отцу, тот, прости его, Господи, благородством-то не отличался.
- А я им песнь боевую спеть хотел. Репетировал.
- А про песнопение твое, князь, Святослав с Давыдом говорили неуважительно. Святослав-то спрашивал: слыхал, мол, как Рогволод глотку дерет? Давид спросил, как?
- А Святослав что?
- А Святослав: «Слыхал Верку-сердючку? Так вот, она – лучше». И заржали оба.
- Невежи, бескультурье. Как с такими отношения налаживать? Батиной казны не хватит. И печатник их руку держит.
- Так убери его, назначь, да хоть меня. Я им спесь-то поломаю.
- А что, так и сделаю. Только в поход Крестовый, чую я, не пойдут они. У отца бы пошли, а у меня нет. Обойдусь без них, один пойду.
- Князь, а может не надо?
- Надо, Харитония, очень надо. Я же воин, а «Каждый воин Руси помнить должен –
Щит для Родины, меч на врага»
Один пойду, поднатужимся – вытянем.

***

Тужиться пришлось долго. То не хватало денег, то хватало проблем. Лишь через год после смерти Всеслава Рогволод выступил походом на Нарву. Нарвский князек тринадцати лет сопротивления практически не оказал, и в феврале 1104 года Нарва была взята. Заявив, что воюет не для прибыли, а для славы Господней да чести своей, Рогволод тут же отдал Нарву старшему сыну Платону (в плюс к его Любечу). Двое других сыновей князя Никифор, удельный князь Корси, и Лазарь Псковский потребовали своей доли. Дабы удовлетворить их и «чтоб два раза не ходить» Рогволод разбил войска ливонцев и взял Ливь (тут же отданную Лазарю). Никифор же разгромил слупчан, союзников ливонских, и добавил к своему уделу Слупск. Епископ Борис в очередном христианском экстазе потребовал наступления на язычников «вплоть до католиков». Однако князь, удрученный неблагородным образом действий своей дружины («княже, да подумаешь, пару девок чухонских попортили») отправился домой перевоспитывать «воинство Христово».
Дружинники на политзанятия, которые проводил епископ, ходили вяло, неубедительно. Зевали, ловили мух и отрывали им крылышки. Все прикалывались над святым отцом. То шестопер ему на сиденье подсунут, то в середине занятия выпустят из-под стола голубя и кричат, что это, мол, знак Господень кончать на сегодня. Особым почетом пользовался прикол с приклеиванием к клобуку епископа рогов, а к рясе хвоста. Как-то раз в таком облачении Борис даже служил обедню в соборном храме, прихожане были очень довольны.
В мае 1105 года Харитония, выполнявшая обязанности печатника, съездила в двинские городки и уговорила тамошнюю княгиню Харитонию (66-летнюю, мерзопакостного вида старуху) целовать крест князю Рогволоду. В июле князь решил расширить территорию Детинца и возвести каменные стены. На это ушла годовая прибыль казны, но кремль вышел на загляденье всем.

***

Зимой князь, утомленный бездельем, решил «во славу Господа» совершить новый поход на язычников. В качестве объекта для просветительской деятельности княжеской дружины был выбран сумский князь Колли. Походу предшествовал минисовет с епископом Борисом и тысяцким боярином Никитой.
- Боярин, поведай нам, сколько войск в полках у язычников?
- До полутора тысяч, княже.
- Отлично. Значит и мы возьмем только полоцкую и аукшайтскую рати. Там тоже тысячи полторы наберется.
- Но, княже, не лучше ли взять воинов поболее?
- Это не дело для настоящих рыцарей. Врага бить надо благородно, тогда и в победе больше чести и в поражении зазора не будет.
- Чести-то больше, да ума не густо, - пробормотал обиженный тысяцкий.
- Я вам не батюшка, который, прости его, Господи, подленько воевал. Да, еще как пращур мой Святослав Игоревич пошлю язычникам грамоту «Иду на вы», дабы они изготовились заблаговременно.
Тысяцкий аж взвыл от такого пренебрежения элементарными правилами воинской хитрости, а князь продолжал:
- Назначим им день и час, когда будем ждать их в условленном месте. Ведь так поступали библейские герои, Борис?
- Да нет, не всегда. Но слова твои богоугодны и праведны, князь.
- Благослови меч мой на дело Христово.
«Кошмар какой-то, к черту его с этими идиотскими рыцарскими замашками! Послал же Бог князя. Вот и ратоборствуй тут. Нет, надо сваливать отсюда», - размышлял тысяцкий.

***

Князь все же поступил по-своему, послал свое «иду на вы», назначил день и час и весной 1106 года выступил к Юрьеву, где его уже поджидали язычники. Войско провожал весь церковный клир Полоцка во главе с епископом Борисом. Рать под молитвы святых отцов и похабные песни совсем несвятых дружинников двинулась на север.

В мае противоборствующие рати сошлись в решительной битве на земле Юрьевской. Рогволод обратился к своим воинам:
- Воины, вот и настал тот час, когда каждый из вас может удостоится вечного блаженства на небесах. Ударим храбро и дружно, не посрамим отчизны. Мертвые сраму не имут. Лучше помрем, но не отступим.
«Вот и помирай, раз охота», - думал меж тем воевода. – «Рыцарь недоделанный. Что бы не взять еще полка два? Нет, мы, млин, как пращур наш… Тьфу!» А князь все больше впадал в патетику:
- Да не скажут о нас, воинах Христовых, что опорочили мы себя гнусностью. Пленных не обижайте, а любовию склоняйте их к братству во Христе…
Дружинники передних рядов еще как-то сдерживались, но задние ряды уже неудержно сотрясались от хохота «Ой, порадовал, князь, ой приподнял дух перед битвой».
Князь еще долго продолжал бы, если бы не сумские воины, внезапно бросившиеся в атаку. «Но это же нарушение рыцарского кодекса», - возмутился Рогволод. Но делать было нечего, пришлось браться за мечи.

- Гаврюха, держи того пузана! – орал тысяцкий Никита своему служке. Разбитые финны бежали по полю, а русичи преследовали их. Никита увязался за важным вражьим боярином.
«Эх, какой доспех», - восхищенно думал тысяцкий, погоняя коня. – «Догоню, башку срублю, мой будет. Нет, зачем рубить? Пущай мне вражий боярин пятки по вечерам чешет, а днем на цепи сидит. У-у-у, вражина, чухня недобитая». Гаврюха сбил финна с коня и поджидал боярина. Никита поспешил к ним.
- О-о-о, знатный пузан попался. Все, кабздец тебе, сволочь.
Вдруг раздался голос князя Рогволода:
- Что я вижу? Мой тысяцкий благородно спасает поверженного врага от меча простого ратника. Как это благородно. Я горжусь тобой, боярин Никита. Как твое имя, финский воин?
- Яло, князь. Я боярин князя Колли, но хотел бы принять святое крещение и перейти к тебе на службу.
- Это прекрасно. А тебе, Никита, всяческий респект. Мы запомним твое благородство.
«Какое к черту благородство? Какой доспех сквозь пальцы уходит, мать его, этого князя», - скрипел зубами тысяцкий.

***

После разгрома сумского войска оставалось лишь взять их города, что и было выполнено к февралю 1108 года. На радостях князь тут же раздал их направо и налево, всем, кому не лень. Никита-тысяцкий в память о благородном поступке на поле боя получил в удел Финланд, его спасенец Яло – Остерботтен, Нюланд – Глебу Ятвяжскому, Юрьев – Лазарю Псковскому, младшему сыну князя.
Довольный собой и своим благородством Рогволод возвращался в Полоцк.

Часть 2. Глава 2. Неблагородная возня

Зима 1107/08 гг в Залесье выдалась суровая. Мороз заворачивал так, что разворачивались мозги (у кого они есть, конечно). Единственное, чего хотелось, домой на печку.
Князь Владимирский Мономах принимал у себя смоленского князя Рогволода Милославича. На правах старшего тон беседы задавал Владимир Всеволодович:
- Посмотри, брат, что у Полоцкого-то делается. Так и валит всех язычников подряд, княжество расширяет. Нам бы его приручить не мешало бы.
- А получится? Вдруг он нас ополчится, что тогда?
- Надо, чтобы не ополчился. Его бы с этими крестовыми бреднями нам бы в Степи использовать. Единственное, чего боюсь, как бы на великокняжеский титул всея Руси не замахнулся. Тогда нам точно – крышка.
- Может, нам его на литовское великое княжение подтолкнуть, а там в Польше да Германии и увязнет по уши, - предложил смоленский.
- Нет, на чухонскую корону этот Дон Кихот не позарится. А идея не плоха. Сынку его старшему подкинуть надо. Платон Рогволодович лох лохом, жадный, зенки-то завидущие, на блеск позарится. Когда батька его помрет, на запад и кинется. А сейчас перво-наперво нам Рогволода приручить надо. Его полки союзные нам лишними не будут.
- А ежели он как папашка евонный нам кукиши слать будет?
- Не будет, благороден вельми. Кто сказал, что благородство – это плохо? Когда благороден кто-то другой, это даже очень хорошо. Ладно, сам первый к нему послов зашлю, потешу его спесь рыцарскую. Да речи велю послу говорить попышнее да побанальнее.

***

- Рогволод, - Харитония, мягко ступая по ковру, приблизилась к князю. – К тебе там посол от Мономаха. Верно, союза просить будут.
- Зови, зови, негоже благородному посланнику у порога ожидать.
Вошел владимирский боярин, отдал поклон, протянул грамоту:
- Князь Рогволод Всеславич, господин мой, Владимир Всеволодович, шлет тебе братский привет и поздравления с одолением неверных. Он напоминает тебе о старой приязни, что была меж ним и отцом твоим…
- Как же помним, Владимир брали, - хмыкнул тихо в углу тайный советник (еще Всеслава) Серафим. Посол продолжал:
- И хочет князь мой заключить союз с тобой, княже, дабы стоять на недругов крепко заодин и жить в братстве без обиды.
- Вельми порадовал меня брат мой Владимир. Зовите епископа, хочу крест целовать в верности союзу нашему.
Дальнейшее описывать нам совсем неинтересно, ибо все свелось к пошло-банальным речам и церемониям, право дело, ну прямо как девочки-тинейджеры жеманились да сюсюкались, тьфу, одним словом. Через месяц та же церемония повторилась с послом смоленского князя.

Мы же перейдем к описанию вещей, имеющих большую рационально-реальную ценность. Надо сказать, что именно в это время при полоцком дворе начала набирать силу т. н. черниговская братва, а именно три брата-боярина, выходцы из Чернигова. Старший Изяслав (отличавшийся феноменальной хитростью, интриган аж на 15 баллов по шкале парадоксов) стал княжеским тиуном, сиречь управляющим. Двое его младших братьев Егорий и Ярослав, не отличавшиеся большими способностями, были вроде бы неудел, но подвизались при старшем брате. Изяслав ждал лишь удобного момента, дабы протолкнуть братьев повыше.
В конце зимы 1108 года скончался епископ Борис. Князь вот-вот должен был вернуться из похода на финнов. Братья решили сделать ему сюрприз и преподнести нового святого. Сотворение святого - дело серьезное. Братья тихо вошли в опочивальню епископа, провели тщательный осмотр святого места. Тщательный осмотр дал неожиданные результаты. Во-первых, были обнаружены карты с голыми бабами (Ярослав взял их себе), во-вторых, под кроватью стоял бочонок с бражкой (братья дружно отметили предстоящее рождение нового святого), в-третьих, бочонок был накрыт иконой Спасителя, только у Спасителя зачем-то были пририсованы фломастером рога и хвост (икону просто выбросили). После того, как были найдены добровольцы на действия чудесного исцеления, а тело почившего намазали фосфором, дабы и тупые узрели горнее сияние, все было готово к обретению святого.
Обретение прошло гладко, кому было уплочено, тот исцелился, кто-то говорил, что видел ночью ангела, спускавшегося с небес к келье епископа (наверное, чтобы поиграть в карты и прихлопнуть стопарик-другой), князь, умильно прослезившись, пал перед гробом на колени. Все остались довольны, а особенно братва черниговская.
Ну, камрады, теперь и вы знаете, как обретаются святые в княжестве Полоцком.
Результатом этой душещипательной канонизации стало назначение Егория из Чернигова тайным советником (соответствующие способности по шкале парадоксов 2).
Этот год был отмечен трагедией в семье князя Рогволода. Скончался его внук Воислав Платонович Нарвский, редких качеств мог бы получиться со временем из него государь (правда, очень жаль, камрады). Нарвский удел отошел его единственному сыну Всеволоду, младенцу одного года (обещавшему вырасти редкостным бездарем). Слава Богу, мать у него оказалась женщиной деловой с предпринимательской жилкой. Святослава взяла управление уделом на себя.

***

Лето 1109 выдалось дождливым. Солнце редко появлялось на небе, сырость от постоянных дождей скапливалась не только в лужах, но и в палатах княжеских, хоть подгоняемые тиуном девки и старались проветривать помещения. Князь Рогволод ходил мрачный, недовольный.
- Опять мужики без урожая останутся, - ворчал он. – Надобно будет им помочь. А казна-то не бесконечна.
- А может, княже, таки провозгласить тебя коро… ой, великим князем литовским? Великий князь в два раза больше городов без штрафа содержать может, - уговаривал Рогволода тайный советник Егорий.
- Бред какой-то ты несешь. Какой еще штраф? И кем становиться, великим князем над чухонцами? Батюшка мне завещал не делать этого.
- Верно, верно, - поддерживал князя Изяслав-управляющий, - князь лучше в поход на неверных сходит, о душе попечется.
- Да, пора уже и в поход, - и князь уходил совещаться с тысяцким.
Братья, оставшись вдвоем, принимались выяснять отношения. Старший учил младшего:
- Дурья твоя голова, ты что, князя не знаешь? Да он на своем благородстве повернут. О какой Литве ты ему толкуешь?
- Дык, все лучше быть боярами у короля, - оправдывался Егорий.
- С Рогволодом эта фишка не прокатит. Ну ничего, князю уже под шестьдесят, авось скоро ласты склеит, а нам загодя бы надо Платона Рогволодовича обхаживать. Этот-то спесив да жаден, короной точно соблазнится. Ждать надо, ждать.

В июле князь выступил походом на латгальского князя. Изяслав уговорил его взять брата своего Ярослава тысяцким (поход ожидался непыльный, а отличаться лучше в непыльном деле). Дело прошло гладко. Отбитые города князь опять же не собирался оставлять за собой. Земиголы были тут же отданы сыну княжескому Никифору из Корси. Эзель и Летьгола вызвали серьезный скандал. Рогволод собирался отдать их младшему сыну Лазарю Псковскому, однако это не входило в планы братвы черниговской. Трое братье прошли на половину князя.
- Княже, - начал старший Изяслав, - все наслышаны о твоем благородстве и твоей щедрости. Все знают, что воевал ты не ради прибыли, но ради чести и славы. И кажется нам, что должно наградить достойно тех, кто сражался с тобой плечом к плечу в этом…
- Короче, князь, - прервал словоблудие брата Ярослав, - я хочу Летьголу, а Егорий Эзель.
- Да, вы, мои благородные слуги, достойны награды, но земли те я хотел отдать сыну своему Лазарю, у него же дети подрастают, им уделы будут нужны.
- Дети, конечно, хорошо, но как быть с его желанием отложиться от тебя, княже?
- Отложиться, что ты говоришь?
- А то, отдай ты ему Летьголу и Эзель, он завтра же провозгласит себя князем Ливонским. А отдашь, князь, братьям моим, вернее их слуг у тебя не будет.
И удрученный Рогволод выполнил желание черниговцев. После того у него состоялся бурный разговор с Лазарем, но о чем они говорили, никто не знает. Известно лишь, что сын вылетел от отца взбешенный, сел на коня и тут же ускакал в свой удел. Кое кто говорит, что слышал, как Лазарь бормотал что-то о «ж…лизах» и «подхалимах», обещал «выдавить глаза и изнасиловать прямо в череп». О ком это он?
Новым тайным советником стала любовница Изяслава, дама на редкость легкого поведения Феодосия.

***

Стояла поздняя весна 1111 года. Князь Рогволод с войском шел по земле пруссов, Самбии. Полочане выступили в новый поход на язычников «отмстить за прием изменника Якима» и «выполнить последнюю батюшкину волю». Новый тысяцкий боярин Всеволод (еще всеславовой закалки вояка) шел с дозорным полком впереди. В случае обнаружения супостата он имел приказ в бой не вступать, «без меня баталии не давать».
Рогволод ехал молча, слушал птичьи трели и размышлял, конечно, о чем-то благородном. Впереди показался скачащий всадник. Он подлетел с криками «Пруссы! Много! Там, за лесом!» За ним показался тысяцкий.

Два войска построились друг против друга, изготовившись к бит..., да нет, просто к побоищу. Князь, как водится, обратился с словом к своим боевым камрадам:
- Воины за правду святую, скрестим мечи с неверными, обретем славу вечную и покой на небесах. Положим животы свои за землю Русскую, не уступим супостатам. Вы знаете, за что сражаетесь, за веру, за отечество.
Воины слушали угрюмо, шушукались, недоумевающе переглядывались. Боевой азарт не приходил. Князь уж и не знал, чем бы еще зажечь сердца, но его выручил тысяцкий:
- Дай, княже, я скажу.
- Да, конечно, только о Боге не забудь.
- Парни! Там, во вражьем лагере, вас ждет халявный хавчик и выпивка, а, даст Бог, и бабы! Вперед! Захолупаем это все! Ура!
- Ура! – энтузиазму дружинников не было предела.
Пруссы были просто-таки сметены с поля. Вот что может сотворить верно произнесенная речь.

Стольный град Самбии пал в сентябре и тут же был уступлен брату Рогволода, Глебу Ятвяжскому.
Уходящий год ознаменовался еще двумя дипломатическими успехами Харитонии, которая с Феодосией-советницей уговорила удельников Туровского и Черниговского целовать крест на верность князю Полоцкому. Поначалу, правда, дело шло неважно, но после тайных совещаний наедине с Феодосией оба князя высказали пылкое желание войти в княжество Полоцкое. Какими словами убедила их Феодосия (да и словами ли вообще), история умалчивает.

Часть 2. Глава 3. Князь умер, да здравствует король.

Удельный князь Любеча, наследник полоцкого стола Платон Рогволодович выехал на охоту с гостем, тиуном полоцкого князя Изяславом. Охотились на кабана. Князь с гостем притаились в засаде, и пока загонщиков еще не было слышно, Изяслав начал разговор о сокровенном:
- И какого же, князь, тебе живется на своем уделе?
- И не спрашивай лучше. У всех, у всех, я говорю, уделы здоровые, жирные, а меня отец затолкал в эту дыру. Я наследник или нет? Какого же черта Никифору и Лазарю столько отвалил? А я чем хуже? Удельник! Да со мной и смоленский князь, сосед, знаться не пожелает.
- Гордый ты, знатный князь из тебя выйдет. Рогволод Всеславич вон тоже гордый – от короны королевской воротится.
- Ну и дурак, ведь зауважали бы его и в Польше и в Германии. А без этого только насмехаются над нами. Если бы я только мог, я бы так поставил бы себя, короли со мной за руку бы здоровкались.
- А что, может, и недолго ждать осталось.
- Да, недолго. Батя здоров аки бык, меня еще переживет.
- Ну так и помочь можно…
Вдали послышались голоса загонщиков, на поляну выскочил кабан…

***

Утром 6 июля 1113 года 63-летний князь полоцкий Рогволод ждал приезда старшего сына Платона, который предупредил его, что приедет по важному делу. В ожидании сына князь прохаживался по открытому рундуку, наслаждаясь утренним теплом. Со двора донесся голос тиуна Изяслава:
- Утро доброе, княже. А у нас радость: буланая твоя ожеребилась, жеребчик такой здоровенький.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Рогволод, - дай-ка я сам схожу поглядеть.
Князь спустился с крыльца и направился к конюшне, тиун семенил за ним. Мужики, выполнявшие различную работу, дружинники на постах приветствовали князя. Рогволод с Изяславом вошли в конюшню.
Через 5 минут оттуда как ошпаренный вылетел тиун с криком «Князя кобыла зашибла!» Все метнулись на крик. Князь лежал в крови с пробитой головой и уже не дышал.
Одновременно с этим во двор въехал Платон со своими боярами. Увидев его, тиун жалобно возопил:
- Княже, горе-то какое, Рогволода Всеславича кобыла копытом насмерть зашибла.
Платон живо соскочил с коня и со своим тысяцким Айшно кинулся к конюшне. Недоумевая и не совсем въезжая в произошедшее, стоял он над трупом отца. Айшно осмотрев тело обратился к тиуну:
- Копытом, говоришь? Что, три раза и по затылку?
- Ну такие они, кобылы… странные, - пробормотал Изяслав. И тут же воскликнул, обращаясь ко всем собравшимся: - Да здравствует князь Платон Рогволодович, наш государь!
Крики «Слава!», «Да здравствует!» привели в себя Платона, он гордо подбоченился, повел головой и проговорил:
- Тело прибрать, к братьям и дядьям послать, пущай крест целуют. Изяслав, остаешься тиуном, Айшно будешь как прежде при мне тысяцким.

***

Удельники съехались не все. Не прибыл князь Святослав Оршинский, брат покойного («Еще чего, племяшу кланяться»). Прибывшие разговоров с Платоном избегали, посматривали хмуро на тиуна, шептались по углам. Тиун не оставаясь в долгу нашептывал князю:
- Княже, не верны они тебе, ой не верны. Да и соседние князья годынятся.
- Походом на них! – ярился Платон.
- К чему же? Ты княже, лучше прими корону великокняжескую над Литвой, братьям княжеских титулов подкинь – притихнут. А и польский король говорить не станет, что в Полоцке шляхта мелкопоместная княжит.
Так и эдак думал князь, все прикидывал. Однако давление тиуна и его любовницы сделали свое дело. 1 сентября 1113 года в соборном храме Полоцка епископ воздел на князя Платона Рогволодовича королевский венец, провозгласив создание великого княжения Литовского.

***

На этом, собственно и заканчивается история княжества Полоцкого. Отсюда начинается уже другая история королевства Литовского. Здесь я бы и хотела поставить точку.
Скажу лишь, что королевский титул за Платоном еще долго не признавала Польша, пока полки его не взяли Краков.
Лазарь Рогволодович, став князем Ливонским, вышиб-таки черниговских братьев с их уделов и отдал Летьголу с Эзелем своим сыновьм.
Король Платон вошел в анналы истории как королишка мерзостный и пакостливый, к концу его жизни репутация королей Литовских была опущена дальше некуда, дабы удержать своих вассалов, ему приходилось вываливать им половину бюджета. Он умер в 1130 году ругаемый и оплевываемый всеми. Его преемник, внук Всеволод Воиславич отличался редкостной тупостью (управление 0 по шкале парадоксов, 3 – интрига, 4 – дипломатия и военные навыки), а также дикой набожностью. При нем королевство начало хиреть и уступать заглавные роли в Восточной Европе крепнущему княжеству Владимирскому и растущей империи византийцев. Но в сыне его Никите пробудился дух великого Всеслава, и это было рождение заново. Правление его было долгим и великим. Он оставил окрепшую державу, и потомки его смогли достойно скрестить мечи с полчищами диких монголов.